Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Мастера «Мастерской Фоменко»

Мария Хализева, 1993
Пять студенческих пет позади. Прошлогодний актерско-режиссерский курс РАТИ (бывший ГИТИС) перешел в новый статус. Московский театр «Мастерская П. Фоменко» открыл первый сезон. В его репертуаре пять спектаклей (все рождались как учебные работы), пока театральная публика имела возможность увидеть лишь два из них. Об этих постановках и пойдет разговор: веселая, «смеющаяся» комедия Шекспира «Двенадцатая ночь» и горестный роман Фолкнера «Шум и ярость».
Постановщик «Двенадцатой ночи» — один из педагогов «фоменок» режиссер Евгений Каменькович. Черные ширмы, на них скрещенные шпаги, что-то вроде герба на воротах, — описание декораций на этом приходится закончить. Все остальное отдается на откуп нашей фантазии. Полутьма начала, плащи-накидки, гитара и песни Сергея Никитина рождают атмосферу и дух студийности. От заговоров и интриг, путаницы и дурачеств веет ученичеством, но ученичеством милым, азартным, многообещающим. 
Возможно, немалую роль в выборе пьесы сыграло наличие на курсе двух очаровательных и несомненно талантливых сестер-близнецов Ксении и Полины Кутеповых, кажется, специально созданных для ролей Виолы и Себастьяна. Их задор и обаяние, равно как и темперамент и неуемность, лукавость и хитреца Мадлен Джабраиловой (Мария) во многом определяют успех спектакля.
Актерам выпала редкая возможность «сотворчества» с Шекспиром: недаром автором «Двенадцатой ночи» дан спасительный подзаголовок «Или называйте как хотите». Этим «отпущением грехов» за все шалости создатели спектакля пользуются вовсю: угодно из благородных и утонченных Оливии и Орсино сделать пустоватых и нелепых чудаков? — пожалуйста. Захотелось, чтобы из-под любой одежды нарочито торчали современные кроссовки? — извольте. Смешно? — вот и отлично! Жаль только, что этому юмору чуточку не хватает тонкости и изящества, а шекспировское остроумие порой теряется за монотонной скороговоркой. Но, несмотря ни на что, в зале присутствует ощущение праздника: герои не просто веселятся, они увлекают своим весельем зрителей. А для комедий Шекспира такая атмосфера, быть может, и есть самая нужная и верная.
Наверное, больше внимания стоит уделить постановке по Фолкнеру, которая в отличие от «Двенадцатой ночи» представляет собой продуманную и отточенную, действительно зрелую и профессиональную работу. Спектакль «Шум и ярость» (режиссура Сергея Женовача), перечеркивая все сказанное выше об ученичестве, открывает бесспорную истину: перед нами вполне сложившийся и притом интереснейший театральный коллектив. 
Отказавшись от инсценировки, режиссер всецело подчиняется автору. Спектакль, как и роман, состоит из четырех частей. Программка поясняет: четыре части — четыре потока сознания, четыре взгляда на историю одной семьи. Первая часть, наиболее трудная для восприятия, дана глазами младшего сына четы Компсонов — глухого, немого, слабоумного (у Фолкнера — «олухонемого») Бенджамина, с устрашающей достоверностью сыгранного Юрием Степановым. Эпизоды — обрывки цепи его воспоминаний и ощущений, стремительно проходящие перед нашим взором, — даются в хаотическом беспорядке (в ряде случаев — с повторами), относятся к различным временным пластам (их значительно более десяти) и воспринимаются зрителями, наверное, не менее остро и болезненно, чем самим героем. Смена временных интервалов обозначена лишь гаснущим на мгновение и вновь вспыхивающим светом. Этот сумбур ничуть не снижает, а, напротив, усиливает гнетущую, постепенно сгущающуюся атмосферу неблагополучия в семье Компсонов.
Вторая часть — поток сознания старшего сына Квентина (студент Щукинского училища Кирилл Пирогов) в день, когда он добровольно расстается с жизнью. Здесь тоже имеет место временная разноголосица, но в значительно меньшей степени. Третья часть — внутренний монолог среднего сына Джейсона, ставшего после смерти отца и брата главой семьи. Работа Тагира Рахимова казалась бы безукоризненной, если бы не возникало некоторого недоумения: не слишком ли прямолинеен актер, делая из своего героя столь однозначно негодяя? Но, обратившись к тексту Фолкнера, понимаешь, что не стоит предъявлять претензий исполнителю: его трактовка Джейсона в главном адекватна авторскому замыслу.
И, наконец, четвертая часть выполнена в беспристрастной повествовательной манере от лица старой служанки — негритянки Дилси (еще одна замечательная работа М. Джабраиловой). Таково построение спектакля: до предела насыщенное и усложненное начало, далее как бы по нисходящей к максимально ясному и простому концу.
Сцена как таковая непривычно удалена от зрителей, а пустое пространство между ней и первым рядом сплошь завалено сухими желтыми листьями. Запах осени — одна из составляющих впечатления от увиденного. Действие разворачивается всюду: на возвышении сцены — там дом, обитель Компсонов; за отгороженным слева плетнем, дальше которого Бенджи без присмотра не выпускают: среди шуршащих пожухлых листьев — этот звук как бы олицетворяет растущую в героях с детства неприязнь и взаимное раздражение, в более сознательном возрасте перешедшие в открытую ненависть.
Окончательный разрыв между Компсонами возникает из-за своеволия единственной в семье дочери Кендейси, столь дорогой и необходимой для Бенджи и Квентина, и так страстно и упоенно ненавидимой Джейсоном и их матерью. Роль Кэдди ярко и объемно проживает Ксения Кутепова (трогательная забота о Бенджи, споры и ссоры с Квентином, холодное презрение к Джейсону, сознание собственной греховности и муки раскаяния). Ее преимущественно вызывающий тон совершенно неожиданно может смениться умоляющими, а по отношению к Бенджи успокаивающими и любящими интонациями.
Все это происходит не в одночасье: нравственное падение Кэдди, самоубийство Квентина, подлости Джейсона? Ни отец, бесплодно философствующий и спивающийся, ни мать Кэролайн Компсон (Галина Тюнина), постоянно стенающая о своем хрупком здоровье, не способны предотвратить этих бед. Напротив, мать, прикрываясь заботой о благе и спокойствии близких, своими же руками рвет нити (разные по толщине и крепости), связывающие ее детей, постепенно приводя семью к полному краху. Чего стоит ее отречение от Кэдди, запрет возвращения той под родной кров, отказ в просьбе увидеться с дочерью Квентиной! Но сквозь эту непримиримость проступает образ несчастной и до крайности запутавшейся женщины.
«Злосчастное тут место!» — не случайно эта фраза повторяется несколько раз. Действительно, злосчастное, и театру удивительным образом удалось это передать. Но ощущения полной безысходности и беспросветности все же не создается, ведь что-то живое удалось сохранить усилиями Дилси и ее внука Ластера (студент Щукинского училища Павел Сафонов). А финал (мечущийся и страдающий Бенджи) настойчиво утверждает: вопреки всем стихиям человеческое в человеке неистребимо, ведь даже Бенджи способен любить и «чуять злосчастье».
Впереди еще спектакли «Мастерской Фоменко». Ближайшая встреча — «Волки и овцы» Островского. И увиденные две постановки побуждают ждать этой встречи с нетерпением и надеждой.