Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Вышли из ментовской шинели

Полина Игнатова, Газета.Ru, 2.04.2004
В правом углу сцены сгружена мебель: столы, стулья, кресла, школьные парты, печки-буржуйки и тяжелые напольные часы; левая практически пуста — одни накренившиеся фонарные столбы. Вся декорация выстроена под углом в тридцать градусов. Под ногами артистов гремит жесть, батальон почетного караула Кремля в юнкерских шинелях бегает по турбинской квартире, как по Андреевскому спуску, лампа под абажуром очень похожа на одинокий уличный фонарь. Художник Александр Боровский сочинил конструкцию, которая сразу все объясняет.

Мир вздыбился, единственная устойчивая точка — семья, дом с белыми скатертями, в котором всегда найдутся шерстяные носки и запасные кальсоны для продрогшего друга.

Здесь по старинным часам можно с точностью расписать милую хронологию домашней жизни. В одиннадцать вечера сели ужинать, в половинe первого Шервинский принялся успешно объясняться в любви Елене, в час принялись мыть посуду. Но как только события выносятся за пределы турбинской квартиры, часы начинают безбожно врать. Время в хаосе. Дома и только дома оно приходит в норму — часы вовремя бьют и нежно играют менуэт Боккерини.

За четыре часа, которые идет «Белая гвардия», режиссер Сергей Женовач мысль о доме как о спасительном корабле в вихре любых общественных сломов в головах зрителей окончательно закрепляет. Заставляет всех потихоньку отвлечься от ужасов гражданской войны, перестать воспринимать Булгакова сквозь призму мировой революции и поверить, как капитан Мышлаевский, в светлое будущее России, а равно и в рукотворную домашнюю благодать при любых государственных режимах.

«Дни Турбиных» для МХАТа — вторая «Чайка». Ставили пьесу четырежды. Первая постановка — 1926 года — прославила целое поколение мхатовских артистов, нынешняя тоже представляет «новых» мхатовцев. Женовач собрал серьезную компанию: Хабенский (Алексей Турбин) и Пореченков (Мышлаевский), популяризатор пива «Толстяк» Александр Семчев (Лариосик), студент Иван Жидков (Николка Турбин), красавица Наталья Рогожкина (Елена) и чудные мхатовские старики Владимир Кашпур и Виктор Сергачев, которые играют сочно, даже в эпизодической роли радуя психологической достоверностью.

Молодежи тем временем до старорежимного шарма далеко: офицерские замашки у них «ментовские», манеры пошловаты, все шуточки скатываются к непристойным двусмысленностям, их герои не говорят — балагурят. Шервинский (Анатолий Белый) тут получился безголосым, так что всех оперных эпиталам публика лишена. Зато юмора в избытке.

О том, чтобы мокрые платочки сжимать в кулаке, как было в 1926-м, не стоит и вспоминать. Вместо зафиксированных мемуарами зрителей тридцатых годов слез тут перманентный хохот.

Чего стоит одно появление у Турбиных Лариосика-толстяка в старушечьем платке и варежках на резинке! Сергей Женовач вообще на такие сцены большой мастер. В «Белой гвардии» он уже к распределению ролей подошел так прямолинейно, что одно это уже обеспечивало смех. Ведь если рассуждать, то по всем канонам Лариосик — фигура комическая. Вот и назначил Женовач на эту роль первого мхатовского комика — Семчева. Шервинский — фат — и пожалуйста, лучше Анатолия Белого никто так не изобразит плутовской прищур и сверкание очами. Одни зрители смеются над многочисленными шуточками и радуются, что их повеселили, не обременив утомительными думами о судьбе России. Другие скучают, им чего-то не хватает в спектакле — то ли романтики, то ли ностальгии, а может, всего понемногу.

У Сергея Женовача свой и очень яркий постановочный почерк. Он режиссер-археолог. Он берет пьесу и аккуратно слово за словом счищает с нее налет прошедших эпох и тяжесть предыдущих интерпретаций. Женовач проделывал такое с Островским — и тот расцветал, с Тургеневым — и публике являлось тяжкое кружево его чувственных драм, и вот только Булгакову этот метод не пошел на пользу. Все обаяние его драматургии как раз и было в межстрочном пространстве, в давней мхатовской легенде, в ностальгических настроениях и несбыточных грезах о том, как могла бы повернуться русская история, если бы не Петлюра и большевики. Женовач все это счистил. Осталась просто история про теплую компанию обаятельных «ментов», переодетых в юнкерские шинели.