«Наш Чехов». Вечер к 150-летию А. П. Чехова | Не как на войнеМарина Райкина, Московский комсомолец, 22.09.2010 Художественный театр открыл сезон по-мужски сурово. Жестко, без соплей и полутонов… Ориентация — традиционная. Роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты» других красок не допустил. Малая сцена МХТ. Деревянный, свежеструганый помост и экран — больше ничего. За экраном при определенном освещении — фигуры, точнее, их туманный абрис: стоят как в хоре — плечом к плечу. Мужчины? Женщины? Не важно. Когда в черных одинаковых костюмах вышли из-за экрана вперед, оказалось — мальчишки, числом 21. Коротко стриженные, в покупных костюмах с белыми метками, наверное, «Моссельпрома». Сгрудились и запели: «В лесу неслышно, невесом слетает желтый лист, осенний вальс осенним днем играет…» Хор стройно-тревожно-напряженный. «Преступно романтизировать войну, делать ее героической и привлекательной. Тот, кто врет о войне прошлой, приближает войну будущую — ничего грязнее, кровавее, жестче, натуралистичнее прошедшей войны не было». Многие наврали, но не Астафьев. Его правда — очень страшная, горькая. Хотя ни у него в романе, ни у режиссера Виктора Рыжакова на сцене страшилок войны нет. Физиология — оторванные конечности, надсадное дыхание, вытаращенные глаза от ужаса, компьютерные чудеса выживания под бомбежкой, как в кино, — отсутствует как факт. На мхатовской сцене война пострашнее — ад внутренний, порожденный адом внешним. Их всего двадцать один — попавших в лагерь для новобранцев в Сибири перед отправкой на фронт. Старшина, лейтенант, майор и бритоголовые новобранцы — все на одном плоту, как на острове. И всего одна женщина (тонкая работа Надежды Жарычевой). На экране латиницей появляется надпись “rjdovoy ryndin”, и из хора выдвигается долговязый парень (Денис Бобышев): — У меня вот бабушка Секлетинья неученая, но никогда не брала чужого, не обманывала никого, всем помогала. Она одну стихиру часто повторяла… Дак вот в одной стихире, бабушка Секлетинья сказывала, написано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийства, будут Богом прокляты и убиты. У Рыжакова получился как будто геометрический спектакль: групповые мизансцены похожи на большие фигуры, которые разрушаются на мелкие. И ничтожность мелких фигур, доведенных до ничтожности обстоятельствами жизни, сталинскими нечеловеческими порядками, — очевидна. У каждого «осколочка» — своя биография и история. Один отмотал срок и под подозрением, двое других сбежали в деревню к мамке повидаться, третий физически не выдержал: «синюшный парнишка, с нехорошим отеком на лице, вечно дрожащий, псиной воняющий, за короткое время дошел до ручки, мочился под себя, сослуживцы били…». Пятый, пятнадцатый послал офицера «нах…» Страшно слушать, как оно было. А ведь было. Но как выясняется (и чем дальше, тем больше), не про прошлую жизнь из прошлого века поставил спектакль Рыжаков с молодой порослью МХТ. Когда эти парни в черных ли брюках с обнаженными торсами или в полотняных подштаниках фронтально стоят к залу, понимаешь, что ни про других, а про них (не голодных, крепких, с хорошими машинами) сделан этот спектакль. Это они (как и множество других парней и мужиков) могут стать в России, а не в СССР проклятыми и убитыми. Как уже было в Афгане, в Чечне, в Северной Осетии… Мостик, перекинутый постановочной группой, невидим, но - вот он, чувствуете?.. Не виден только тем, кому сегодня все «пох…». Пугающая актуальность возникает еще и от игры молодых артистов. Двадцать один работает как один. Одно большое тело, корявое, нервное, то дерзит, то корчится от боли (замечательная работа хореографа Олега Глушкова). Хор слаженно-яростно-громкий, но понимает, что такое пиано, когда с разухабистой плясовой («Пора молодцу жениться») переходит на вальс («На сопках Маньчжурии»). А как работают солисты (те, кто с персональными историями)! Каждую партию вроде и не выводят по нотам, но можно сравнить с оперой — высокий надломленный тенор (Олег Савцов), нахальный бас (Артем Быстров), баритон-оторва (Алексей Варущенко) и сбивчивый речитатив (Павел Ворожцов). И даже с балетом — тыловая гнида делает по сцене па под собственный аккомпанемент: «Наши доблестные войск-а-а ведут ожесточенные бои-и-и» (Николай Сальников). Сравнение с большой музыкальной формой более чем уместно: музыки и не так много, а кажется, что звучит она постоянно. Песня военных лет про осенний вальс в лесу прифронтовом, переведенная в рапидное исполнение, вдруг напоминает литургию. Браво хормейстеру Татьяне Лейкиной! Как и Владимиру Гусеву, автору видеопроекции. Когда в финале вся группа поет «На сопках маньчжурки» зал с трудом сдерживает слезы. А постскриптум к этой театральной истории окажется уж совсем неожиданным — фрагмент битловского Becausе исполнят акапельно — и на высокой ноте она оборвется вдруг и…. «Прокляты и убиты» — на сегодняшний день лучший спектакль о войне. Потому что не к дате сделан из настоящего материала: крик, боль, слезы и сердце на разрыв — все настоящее. И еще потому, что совсем не о войне. Пресса Автору правды о войне Виктору Астафьеву исполнилось бы 95 лет, Александр Трегубов, Московский комсомолец, 1.05.2019 Театр «военных действий», Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 12.04.2015 Война и люди, Виктор Борзенко, Новые известия, 23.09.2010 Здравствуйте, мальчики, Анна Гордеева, Время новостей, 22.09.2010 Не как на войне, Марина Райкина, Московский комсомолец, 22.09.2010 Хореография войны, Елена Ямпольская, Известия, 20.09.2010 Дебютанты играют в кровь, Олеся Шмагун, Взгляд, 20.09.2010 Порох — пепел — кислород, Елена Дьякова, Новая газета, 8.09.2010 Премьера в МХТ имени Чехова: сценическая версия романа Астафьева, видеосюжет программы «Вести», телеканал «Россия», 6.09.2010 МХТ представил первую премьеру сезона — «Прокляты и убиты», видеосюжет телеканала «Культура», 6.09.2010 «Прокляты и убиты» станет первой премьерой сезона в чеховском МХТ, РИА-Новости, 3.09.2010 «Прокляты и убиты»: бесстрашный суд, Марина Шимадина, Ваш досуг, 1.09.2010 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
| | АРХИВ СПЕКТАКЛЕЙ | |