Режиссеры

Паскаль Рамбер снова в МХТ

Пресс-служба МХТ, 31.10.2014
Режиссер из Франции Паскаль Рамбер несколько лет назад сделал в МХТ спектакль «Предел любви», где сыграли Евгения Добровольская и Андрей Кузичев. Успех этой работы дал повод к размышлениям над новой постановкой. Совсем недавно Рамбер провел чуть более недели в Москве, чтобы подготовиться к будущему спектаклю, намеченному на октябрь 2016 года. У режиссера свой метод: он встретился с шестьюдесятью артистами МХТ с тем, чтобы отчасти найти единомышленников, а отчасти использовать этот документальный материал для создания пьесы для МХТ. Паскаль Рамбер известен тем, что ставит исключительно собственные пьесы.

- Как возник этот проект?

 — В 2012 году меня пригласили поработать в рамках проекта «Впервые на русском» — я приехал и поставил свою пьесу «Предел любви». Никогда в России до этого не был. И вдруг безумно в нее влюбился. До этого знал кино, литературу, поэзию, но тут появилось желание интересоваться чуть глубже. Позже на фестиваль NET приехал мой хореографический спектакль.
Теперь я приехал с идеей написать текст о пожилой актрисе. Знаменитая, любимая публикой, но теперь на закате карьеры, на закате жизни. В моей пьесе она будет умирать в окружении детей, коллег, театральных партнеров. Идея этой пьесы родилась в Москве, когда я каждый раз, входя в театр со служебного входа, с волнением проходил мимо бюстов Станиславского, Немировича и Ефремова. Для меня МХТ это такой же маяк в театре, как Пикколо театро в Милане, Комеди Франсэз — и я тоже в них работал. Это места, где искусству суждено явиться во всей своей красе. Я уже тридцать пять лет работаю с артистами, смотрю спектакли каждый день в разных уголках земли и могу сказать, что уровень артистов МХТ — очень высокий. Спектакли могут быть стилистически разными, но уровень игры остается неизменным.

- Вы станете в пьесе использовать материал из бесед или это было простое знакомство с артистами? Это был кастинг или набор документального материала?

 — Всё вместе. Самое главное — это присутствие. Я не задаю конкретных вопросов, меня интересует встреча. Как улыбается артист, как он одет, как он заходит в комнату, как садится, о чем заговаривает первый. Говорим о театре, конечно же, о «Чайке», о России, о Франции, о кино, о семье, о еде, о настоящем времени. У меня нет готового мнения об артистах, я ничего не хочу знать о них заранее. Единственное, что я знаю, — это их роли. Я все-таки успел посмотреть более двадцати спектаклей в МХТ. 

- Пьеса, которую Вы пишете, — она об актрисе Художественного театра? Будут ли там элементы истории МХТ или это все-таки абстракция?

 — Конечно, пьеса пропитана моими знаниями. Но конкретных деталей будет мало, ведь мы должны развивать воображение зрителя, а не закрывать им возможность полета. Важно дать смыслу приоткрыться. Создавая свой театр, свой нафантазированный мир, мы делаем его более универсальным.

- В России метод документального театра очень развит и популярен. Какое у Вас к нему отношение?

 — История театра циклична, и в наше время во всем мире вдруг появилась потребность в правде на сцене. Но правда на сцене условна, и мы никогда не придем к единому мнению по этому поводу. МХТ тоже в ранние годы стремился к правде — через диалоги Чехова, через реалистические декорации к чеховским постановкам. Важно понять, что в то время в мир пришло кино, и грани реализма снова подвинулись. Документализм вписывается в историю театра тогда, когда нам важно видеть людей на сцене, а не персонажей, когда нам кажется, что актеры — слишком актеры, когда мы перестаем верить в реалистичность их игры. Хочется увидеть людей на сцене, говорящих естественными голосами, в повседневной одежде. Мы забываем театральную технику, фальшь. Документалисты вместо сочиненных историй используют настоящие сведения, полученные из документов, из общения артистов с людьми. Это тоже заставляет заново переосмыслить традиционные подходы. Жизнь всегда меняется раньше театра, и мы, артисты, всегда запаздываем в нашем ее осмыслении. Сегодня в Европе лучшие в этой области — группа «Римини протокол» и «Ши ши поп». Но есть и те, кто только копируют внешние формы, и я вижу документальный театр категории C и D. 
Во Франции сейчас много делается спектаклей по книге Светланы Алексиевич «Время секонд-хэнд », сделанной точно таким же образом — через интервью с последними представителями советской цивилизации. У этой книги гигантский успех. Не понимаю, почему эти тексты не ставятся в России, в МХТ. Почему МХТ прошел мимо воспоминаний Надежды Мандельштам — это должно прозвучать, нужно осмыслять свою историю. Нужно, чтобы со сцены люди услышали, как у Алексиевич, монолог советских генералов: «Мы верили, понимаете, верили, а сейчас мы верим только в джинсы». Алексиевич так изумительно владеет речью: читаешь и слышишь интонации живого человека.

- Вы действительно хорошо знаете прошлое и настоящее МХТ. Есть ли в истории Художественного театра какая-то важная точка, которая для вас всё определяет?

 — Когда мне было 22-23 года, я очень интересовался Гордоном Крэгом [великий английский режиссер, теоретик и практик, поставивший в МХТ в 1911 году «Гамлета»], его полемикой со Станиславским. Это была моя модель театра тогда: никакого реализма, абсолютная форма театра, не интересующаяся мелкими деталями повседневности, банальностями; театр должен происходить в голове зрителя, театр — это бесконечно воображаемый мир. Так и мне сегодня важно, чтобы зритель полработы сделал сам, внутри своего воображения. Я не хочу объяснять каждую деталь. Театр — это пространство, время, тишина и движение. Это уже очень богатый набор. Крэг здесь, в МХТ, потерпел неудачу, но эта неудача важна. У Крэга со Станиславским были совершенно различные мировидения. И сегодня я везу в МХТ театральный опыт, который скорее приближается к Гордону Крэгу. Театр ментальный, театр воображения, а артисты, с которыми я встречаюсь, образованы очень реалистично, они хотят знать все досконально, все себе объяснить, иметь психологические мотивации. Сегодня я хочу, чтобы мы пошли по пути навстречу друг другу. Мы, артисты, делаем то, что политики отказываются делать.

- Разумеется, есть тайна исповеди, но все же: что самое удивительное, что Вы услышали от артистов?

 — Ольга Яковлева мне в переговорной комнате показала конец второго акта «Чайки», когда Нина говорит: «Сон!» И она сделала жест невероятный. Через сколько лет его помнит — играла роль еще двадцатилетней девочкой. Жесты в артистах живут вечно. Для меня вот тут театр. И второй момент — через монологи артистов я услышал величайшую боль, которая родилась в их семьях в связи с конфликтом на Украине. Я сейчас возвращаюсь в Париж с ощущением этой глубокой раны, которая развернулась для всего славянского мира, и как с ней жить в будущем. То же самое я чувствую в Югославии, когда там работаю: боснийцы, хорваты, сербы — у каждого из них рана в семье.

Благодарим за помощь в создании материала Ольгу Тарарину.
Пресса
Паскаль Рамбер снова в МХТ, Пресс-служба МХТ, 31.10.2014
Двое в комнате, Виктор Борзенко, Новые известия, 19.12.2012
Развод с французского, Роман Должанский, Коммерсантъ, 5.12.2012
В МХТ испытали предел любви, Марина Райкина, Московский комсомолец, 4.12.2012
Развод по-французски, Елена Ковальская, Афиша, 16.05.2012
Смесь французского со Станиславским, Вера Копылова, Московский комсомолец, 10.04.2012
Кто бросил Евгению Добровольскую?, Татьяна Медведева, Вечерняя Москва, 30.03.2012
«Предел любви» и предел счастья, Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 21.03.2012