Режиссеры | Ахтунг!Павел Руднев, Журнал «Театрал», 11.05.2007 На премьере спектакля «Трусы» в движении современной пьесы было сказало новое слово. То, что авангард рано или поздно станет выяснять отношения с гламуром, было ясно, но никто не мог предположить, что столь диким, ядовитым способом, как в пьесе Павла Пряжко. «Трусы» — самое экстравагантное и экстремальное шоу, которое может предложить московский театр в этом сезоне. Но это, как сегодня модно говорить, «Ахтунг!» — премьера с чилийским перчиком: без острого чувства юмора и способности легко переносить обсценную лексику на сцене лучше на спектакль не заявляться. Текст молодого белоруса Павла Пряжко, воспитанного минским движением «Свободный театр», наряду с «Июлем» Ивана Вырыпаева — пьеса года, описывающая, если угодно, духовное состояние общества. Ироничный, злой, язвительно-комический язык Пряжко описывает современную жизнь как самопародию и открывает новую тенденцию в современной пьесе. Тенденцию городского фарса, где смех и самопародия сгущены до безжалостности, до цинизма, до хулиганского отрицания. В язвительных «Трусах» заложено даже нечто больше, чем хармсовское хулиганство и социальный пессимизм. Здесь в жанре пародии осуществляется поиск бесспорных ценностей современного человека, поиск смысла жизни, в конечном итоге. Трусы становятся для героини Нины важнейшей ценностью в обесцененном мире, но и доказательством его густой и гнусной материальности, потребительства. Мир поражен паранойей потребительства, но даже в этой капле человечности, проявленной в дегуманизированном мире, содержится шанс на спасение. «Новая драма» «доросла» до острой комедийности, пародии — того самого, чего современному экспериментальному театру, серьезному и сумеречному, так не хватало. Одинокая героиня Нина (Арина Маракулина) коллекционирует трусы, считая их мерилом красоты и изящества в грубом алкогольно-банно-мещанском мире, который ее окружает. Паранойя Нины становится предметом зависти для люмпенизированного двора, готового уничтожить всякого, кто хоть чем-то отличается от усредненности. Трусы — не просто метафора воплощенных потаенных желаний, некая квинтэссенция супермаркета, но и символ духовного горения, как это ни смешно звучит. Наша эпоха смешала духовное и материальное в сложносочиненный салат, в виртуальном мире и дух, и материя лишены веса, обезличены — и Пряжко в мании Нины, в мании приобретения и коллекционирования трусов видит и почти религиозную страсть, и тяготение к красоте, и право на обособленный мир, и фактор мученичества, и духовный подвиг, за который распинает и сжигает на костре Нинку, как новую Жанну Д?Арк, злобствующее большинство. В копродукции Центра драматургии и режиссуры и Театра.doc, спектакле Елены Невежиной театральный примитив как прием нескрываем. У Невежиной даже актеры, в особенности Арина Маракулина, работают в одномерной плоскости, не чувствуя объема — как персонажи примитивистских картин с обратной перспективой. Маракулина простоволоса, в тусклом ситце, без грима, простушка-простушкой, сутулясь, семеня не по-актерски ножками, аляповато выскакивает на сцену, являя собой зажатого, натурального, взнервленного человека «без лица». Святая — хочется сказать сразу. Святая в экстазе. Святая на иконе деревенского душевнобольного примитивиста. Это какое-то актерство на убывание, на вычитание, «минус-актерство». Маракулиной удается казаться убедительной в вящей простоте. Мученица любви и мученица привязанностей. Спектакль строится от начала до конца как жесткий конфликт героини и безликого хора «общественного мнения», конфликт духовного (или материального — все равно) горения и духовной (или материальной) безликости. Тут все хорошо рассыпано — и мера серьеза, и мера иронии, и мера подвига, и мера бестолковости. Театральный лубок — жанр осмыслен режиссером с необыкновенной точностью. | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
