Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Евгений Миронов: «Сейчас гораздо сложнее, чем в сталинские времена: много мелких бесов»

Алла Архангельская, ВАШ ДОСУГ, 2.02.2006
Ради съемок в телефильме Глеба Панфилова «В круге первом» по роману Солженицына Евгений Миронов прервал даже репетиции такого важного для себя спектакля, как «Господа Головлевы» Кирилла Серебренникова. А потом и вовсе назвал Глеба Нержина — главного героя «В круге первом» — самой важной своей ролью, а процесс съемок — едва ли не самым интересным событием в жизни.

 — Вас не удивляет, что тема сталинских репрессий в последнее время стала как-то уж очень популярна? Ведь все вроде бы прояснилось и разоблачилось лет 15 назад.

 — С одной стороны, это так. В 90-е годы все, кому надо, прочитали и Гросмана «Жизнь и судьбу», и «Детей Арбата» и тот же «Архипелаг ГУЛАГ». Но с другой, дело даже не в репрессиях. Это ведь вечные темы — человек в экстремальной ситуации, ему надо выжить и при этом остаться честным человеком. Я говорил на эту тему с Натальей Дмитриевной Солженицыной (женой Солженицына). На самом деле, сейчас гораздо сложнее, чем в то время. Тогда не было столько пены и шелухи. А сейчас вроде бы и жизнь мирная, но вокруг — соблазны и мелкие бесы. И потом, каждый день все равно приходится делать выбор, который, в сочетании с другими факторами, изменяет твою судьбу. Конечно, незаметнее, чем в сталинское время, но от этого еще сложнее.

 — Почему роль Нержина вы назвали самой сложной для себя?

 — Я имел в виду не по литературному материалу — роль Гамлета, например, сложнее. Или роль Иудушки, которого я сейчас играю. Сложность была — нащупать характер этого человека, Глеба Нержина, сугубо положительного героя. Самое страшное в том, что он не очень интересовал автора романа. Солженицын ведь, по сути, описывал самого себя. А сам себе он не очень интересен. Ему интересны другие. Поэтому вдохнуть жизнь в такого персонажа — сложнее всего. А наделить его какими-то нафантазированными качествами я тоже не мог. Ведь есть реальный человек, Александр Исаевич, с которым я не так уж близко и знаком. В романе же мало информации. Поэтому приходилось очень трудно. Нужно было сделать так, чтобы Нержин не получился ходульным и примитивно положительным человеком.

 — Солженицын как-то редактировал вашу игру?

 — Нет, конечно. Мы только встречались, и я какие-то вопросы ему задавал. А потом он увидел фильм и остался доволен.

 — Кстати, Солженицын заметил, что фильм вообще не исказил его роман. А вы как считаете? Можно ли по телевизору в рейтинговое время показывать сложные произведение и при этом не пытаясь их сделать более, что ли, попсовыми?

 — А вот в этом и проявляется мужество и культура режиссера и руководителей канала. Они не стали заманивать зрителя фокусами и шоу, хотя это отчасти и необходимо. Сейчас ведь все гоняются за рейтингом. А честно пересказать историю — очень мужественный поступок. Они не стали рассчитывать на сиюминутный успех, чтобы рейтинг был сегодня, а через год смотришь и никто уже не помнит фильм. Ну и что? Мы возьмем «Войну и мир» и также эффектно и одноразово ее снимем. Панфилов 30 лет хотел снять «В круге первом». Как вы думаете, нужны ему эффектные ходы? Нет.

 — Будут смотреть фильм?

 — Трудно сказать. Телевидение — это, вообще, неисповедимая вещь. Мы, например, никогда не думали, что «Идиота» будет смотреть такое количество людей.

 — После недавнего «Мастера и Маргариты» все вдруг бросились читать роман. Как вы думаете, с Солженицыным это тоже случится?

 — Безусловно. В какой-то степени мы этим, что ли, актом привлечем внимание к книге.

 — Почему вы отказались сниматься в «Мастере и Маргарите»?

 — Мне там нечего играть. Повторяться в Иешуа или Иване Бездомном я не захотел. А кроме ни и нет ничего.

 — В «В круге первом» очень много верных исторических деталей — газеты, юбилейная монета? Это важно?

 — Это очень помогает при раскрытия характера. Например, Нержин собрал радиоприемник. Точно так же, как в то время. Обстановка, которая меня окружает — книги, блокноты, газеты — все это не бутафория, а настоящие предметы того времени. И даже мой рабочий стол хоть подделка, но очень точная подделка. В фильме много таких — точных — вещей. Это как момент истины. Как в фильме «В августе 44-го». Нельзя врать ни в чем.

 — Тема репрессий как-то коснулась вас или вашей семьи?

 — Нет.

 — А какая была самая сложная сцена?

 — Актерски ничего не было сложного. Сложно — образ сделать живым. Обычно это происходит в какие-то определенные моменты, причем зачастую — без слов. Например, когда Нержин отвечает отказом. Его хотят оставить в шарашке и заставить работать на систему. А он говорит «нет», тем самым подписывая себе смертный приговор. Система приходит к нему в лице его старого учителя, которого играет Михаил Кононов. Эта сцена была для меня поворотная. После нее я стал въезжать. Я сижу в шарашке, а он на воле. И он приходит ко мне и говорит: вот, есть задание, хорошо бы ты его сделал. Такая простая вещь — согласиться, и через 2 года меня вообще, может, выпустят. А за это время я могу чаще видеться с женой. Мне как человеку это очень понятно. Я представляю, перед каким выбором стоял Нержин. Тут же между ним и между учителем образовалась пропасть — как во «Властелине колец». Выбор — колоссальный. Человек выбирает судьбу. Но не просто — там, зарплату ему повысят или понизят. А - жизнь или смерть. И даже не моя, а всех моих близких. Одним словом он разрубал и свою судьбу, и судьбу своей жены. Она, конечно, его не дождется, выйдет замуж за другого. Вот это «да» или «нет» — эти секунды для меня были самыми важными. Что в такие моменты происходит с человеком? Я, кстати, потому ради интереса спросил у Александра Исаевича — а что вы чувствовали, когда сказали «нет»? И он говорит — стало намного легче. И мне это очень помогло.

Шарашка — специальная тюрьма, где сидели и работали на систему советские ученые. Условия там были намного лучше, чем в обычных тюрьмах.